Российское образование: утилитарность, неравенство и ценностный кризис

«Нужно думать, как организовать общее образование, чтобы из всех получились не просто машины, которые умеют кнопочки нажимать, а личности, которые имеют представление о человеческом обществе и о его истории»

О своем видении ситуации в сфере образования говорит Татьяна Владимировна Черниговская, доктор филологических и биологических наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета, заведующая лабораторией когнитивных исследований, зам. директора-координатор когнитивного направления НБИК-центра НИЦ «Курчатовский институт», заслуженный деятель Высшего образования и Заслуженный деятель науки РФ:

«Опасности очень сильно и с большой скоростью растут. Например, совершенно ясно, что что-то нужно делать с образованием. Не в том смысле, в каком Фурсенко постарался, а в настоящем, серьезном. Нельзя детей в школе держать по 16 лет, но, с другой стороны, количество информации растет с огромной скоростью, а построить школьную программу, не затронув какие-то новейшие научные вопросы, просто нечестно. Это означало бы, что наши знания остановились где-то там, что не было 20 века с квантовой физикой. Значит, мы будем детям рассказывать не про тот мир, который уже известен.

Мы должны были бы воспитывать личность, а сейчас мы готовим «копипейстера», который умеет только нажимать на кнопки. Сдачу в магазине должен считать калькулятор, для этого человек не нужен. Настроенность на абсолютную технологичность и утилитарность дает нам выпуск булочников, слесарей и химиков с навыком нажимать на кнопки, а не правильно думать. Пока у нас будут задания ЕГЭ на multiple choice, мы будем выпускать людей, которые не умеют думать, но зато умеют вытаскивать из памяти правильные ответы. Зачем тратить столько времени, ресурсов и сил, чтобы натаскивать на сдачу экзамена, а не на получение правильных представлений о мире?

Школа должна давать систему. Может быть, стоит преподавать развитие физической и гуманитарной мысли. Есть, конечно, опасность, что мы вырастим невежд, которые совсем не будут знать фактов и не ответят на банальный вопрос, кто такой Наполеон. Здесь должен быть баланс. Это мое мнение как не профессионала в этой области, а мое впечатление.

Я думаю, что наше образование пошло по пути разделения на две очень не равные части. Какое-то очень среднее и очень плохонькое образование для большей части людей, которое дает именно навыки, чтобы, когда за квартиру идешь платить, можно было разобраться с терминалом. И элитарное образование для меньшей части, но не обязательно для тех, у кого есть деньги. Например, в США (которые отнюдь не являются образцом) идет прочесывание школ на наличие способных детей, которых определяют в элитарные образовательные учреждения, где идет уже не болтовня, а напор, где нужно по-настоящему работать.

Это ожидает нас, и отчасти это уже есть. На отделение теоретической и экспериментальной лингвистики СПбГУ, где я преподаю, приходят дети, принадлежащие к интеллектуальной элите. У нас нужны мозги, нужно много работать, поэтому к нам по блату не поступают. Мы отдаем себе отчет, что дети, которые к нам приходят, совсем необычные. Они свободно говорят на 3 языках, знают латынь и древнегреческий, выиграли олимпиады по биологии, физике и математике, но после этого решили, что будут лингвистами. Это не та ситуация, которая часто бывает на филологических факультетах, куда идут, потому что невеста должна знать, кто написал «Евгения Онегина», а так как она не может сдать ни физику, ни химию, то куда же ей идти? У нас другой случай, наши абитуриенты могут сдать любой предмет, но они решили заниматься серьезной лингвистикой, а это не просто разговоры про то, кто любит Чехова, а кто - Платонова. Это небольшое количество людей, которых мы серьезно учим. И их и не нужно много. Такая же ситуация происходит на любой серьезной специальности.

Конечно, тут начинают говорить о демократии. Демократия подразумевает, что вы можете пойти в Большой театр и сказать: «Я буду у вас петь». На что вам ответят: «А вы умеете? А у вас есть талант? А вы закончили консерваторию?». Если вы идете в Академию художеств и говорите: « Я хочу быть Репиным», вам отвечают: «Отлично, поддерживаем вас всецело, только вы не Репин. У вас нет данных». Если вы не умеете танцевать, вы же не идете в хореографическое училище? Вам жестко и прямо говорят, вы не можете здесь работать, это не ваша область.

Когда я много лет назад приехала в Стокгольм, я случайно попала на заседание кафедры, где обсуждали, что делать в ситуации, когда в группе есть способные студенты, а есть не очень. Я говорю: «Вы что, с ума сошли, вам надо разделить эту группу, потому что хорошие студенты не будут делать прорывов, потому что вы их будете назад тащить, а другие получат неврозы, потому что не смогут достичь их уровня». Какое презрение я получила в ответ! В протестантской культуре все равны. Но люди не равны. Ничего в природе не равно. Это может нравиться или не нравиться, но это факт. Есть способные, а есть не способные. Я не хочу показаться жестокой, но это нормально и это нужно принять.

Нужно думать, как организовать общее образование, где есть звезды и просто нормальные дети, такое, чтобы из всех получились не просто машины, которые умеют кнопочки нажимать, а личности, которые имеют представление о человеческом обществе и о его истории. Образование, которое было в СССР, было признано всем миром. Что мы получили после развала страны? Я не сторонник советского режима, но лучшее в мире образование, признанное всеми развитыми странами, было разрушено. Дворовые хулиганы в СССР цитировали Тютчева и Пушкина и знали таблицу Менделеева. Они выходили из школы с определенными представлениями о мире и об обществе. Заметьте, они умели себя вести. Мальчики никогда не употребляли обсценную лексику при девочках, у них был внутренний контроль.

Недавно я шла по улице в Петербурге. Мне навстречу шли три барышни лет по 13, с чистыми лицами, просто ангелы, но у каждой в руке была бутылка пива, а когда они мимо меня пропорхнули, то матросы бы покраснели, услышав, что вылетало из их ротиков. Я не моралистка, и как человек, хорошо владеющий всеми слоями языка, я владею и этой лексикой, но в качестве языковой игры. Но девочки не играли. Это была их реальная речь. И это в 21 веке, и какой у нас вектор развития человечества? Смотришь на этот распад, и хочется махнуть рукой, но это не хорошая позиция. Когда так плохо обеспечиваются преподаватели, и многие специалисты уходят из этой сферы, кто остается в школе? Учитель должен быть примером, иначе нас ждет ценностная катастрофа».