Встреча прошла в рамках книжного клуба «Листая страницы…»
Доцент СПбГУ Фёдор Двинятин (кафедра русского языка) погрузил слушателей в художественный мир кубинского автора и размышления о месте Карпентьера в истории латиноамериканской литературы XX века.
Фото: Ли Дунни, Клиника информационного сопровождения деятельности СПбГУ
Фото: Ли Дунни, Клиника информационного сопровождения деятельности СПбГУ
Представляя роман Алехо Карпентьера «Потерянные следы», лектор говорил об обстоятельствах его написания и опубликования, о месте в творчестве его автора, о композиции, семантике и стиле самой вещи.
«Потерянные следы» вышли в свет на испанском языке в 1953 году; французский перевод в 1956 году был удостоен премии как лучший переводной роман года, а на английский перевод в том же году очень щедро отозвался английский писатель Дж. Б. Пристли.
Хотя страна, в которой происходит действие романа, не названа по имени и в известном смысле представляет Латинскую Америку целиком, по сумме географических и исторических указаний, а также с учетом биографии автора ясно, что основной ее прообраз — Венесуэла. Действие начинается предположительно в Нью-Йорке (подлинная середина ХХ века), продолжается в латиноамериканской столице (более архаичный ХХ век), в провинциальном латиноамериканском городе (живущем как в ХIХ веке), в местности в глубине континента, где до сих пор преобладают приметы «конкистадорской» эпохи, и наконец, соприкасается с палеолитом и, возможно, еще более древней эпохой. Поднимаясь вспять по реке, герой и его спутники погружаются вглубь времени, не только исторического, но и мифологического и библейского, достигая Золотого Века или Эдема.
Обостренное чувство времени, художественное использование временных структур характерно для Карпентьера: основное действие его повести «Погоня» длится 46 минут, пока оркестр играет «Героическую симфонию» Бетховена, а в раннем и лучшем рассказе «Возвращение к истокам» вся жизнь человека последовательно и медленно «проматывается» строго в обратном порядке.
Пожалуй, в «Потерянных следах» слабее, чем во многих других вещах Карпентьера, представлен его преимущественный интерес к эпохе ХVIII и самого начала ХIХ веков — как это было или будет в романе «Век Просвещения» и повестях «Царство Земное» и «Концерт барокко».
Но еще одна сквозная карпентьеровская тема — музыка — царит и в этом романе: его безымянный герой-рассказчик — композитор, а повод для его латиноамериканской экспедиции — поиск примитивных музыкальных инструментов. В произведении упоминается множество композиторов, а сочинения Куперена, Доницетти, Стравинского и особенно Бетховена обсуждаются подробно и в ключевых местах романа. Так, Девятая симфония Бетховена в воспоминаниях героя, вернувшегося со второй мировой войны: он слышал «Оду к радости» из нее в концлагере, в исполнении пленных нацистов — палачей и их приспешников.
Вершина «композиторской игры» Карпентьера — «Концерт барокко», где обмениваются репликами и принимают участие в своего рода джаз-сейшне Гендель, Вивальди и Скарлатти, чтобы под утро увидеть могилу Стравинского и обменяться мнениями о его музыке и сюжетике.
Не меньшую роль в перспективе этого подлинно интеллектуального романа играют и литературные аллюзии. Само его название, буквально «Потерянные шаги», повторяет заглавие сборника юношеских эссе лидера сюрреалистов Андре Бретона (важно отметить, что Карпентьер в юности жил в Париже и был близок с сюрреалистами), подробно цитируется ключевой роман испанской традиции о Дон Кихоте (с его странствием невольно соотносятся скитания героя), Шатобриан, Рембо, Малларме и многие другие, некоторые параллели обнажены, другие спрятаны. Странствие героя и его спутников, коллизии, характеры соотносятся с множеством литературных, исторических и мифологических параллелей: первооткрыватели и завоеватели, конкистадоры, «аделантадо»; плутовской роман и похождения его героя; поиск Эльдорадо; «Затерянный мир» (и то и другое предполагалось где-то в Венесуэле); «Утопия»; герой соотносит себя то с Сизифом, то с Прометеем, то с Одиссеем или даже Орфеем; случайных собеседников (их три, и один из них негр) — с библейскими волхвами, и многое другое.
В отличие от более радикального магического реализма своего приблизительного ровесника, соратника по литературному труду и отчасти соперника, великого гватемальского писателя Мигеля Анхеля Астуриаса, тоже жившего в Париже и тоже чему-то учившегося у сюрреалистов (чтобы потом, параллельно Карпентьеру, отвергнуть их во многом искусственную метафоричность в пользу подлинных чудес латиноамериканской жизни), Карпентьер практикует другой подход: чудесна сама реальность родного континента, здесь быть реалистом и означает вплетать чудеса в ткань рассказа.
Изредка Карпентьер упоминает нечто почти или совсем за гранью реального, например, появляются странные недолюди в яме у индейцев, но обычно показывает просто редкие совпадения, или сгущения реального (грозы или нашествие бабочек), девственную, немыслимо густую, иногда прекрасную, иногда отвратительную или страшную природу и людей, разыгрывающих мифологические, легендарные, религиозные роли.
Герой, европеец по отцу (как и сам автор, передавший протагонисту многое из своего жизненного и интеллектуального опыта — но не возраст и принадлежность к поколению, не характер, не историю своих отношений с женщинами), многое из этого просто наблюдает со стороны. Адекватно оценивая окружающих — в этом ему можно доверять (но некоторые из комментаторов романа сомневаются и в этом) — сам он несколько нерешителен, слаб, эгоистичен, трусоват, впрочем именно отчасти: ввязывается в драку за любимую женщину, но тут же и побежден; плывет со всеми через бурные пороги, но в страхе замирает на дне лодки; как будто решается остаться в неосвоенной глуби континента — но сбегает оттуда при первой возможности.
Его жена и первая возлюбленная, подруга по ранней части путешествия — не героини его романа, но он встречает прекрасную и твердую Росарио, воплощение латиноамериканской женственности — чтобы оказаться в итоге недостойным ее и потерять (некоторые критики называют его «антигероем»).
В романе много загадок и литературных провокаций — обманное начало, или сбой в целом точно выдержанного календаря, ослабленное действие и сгущенная описательность, неизменное раздумье о судьбах континента и его особенно близкой Карпентьеру части (родная Куба, Гаити, Венесуэла), о соотношении далекой, родной, оскандалившейся Европы и молодой, полной противоречий земли, где одни следы потеряны, а другие найдены.
«Потерянные следы» вышли в свет на испанском языке в 1953 году; французский перевод в 1956 году был удостоен премии как лучший переводной роман года, а на английский перевод в том же году очень щедро отозвался английский писатель Дж. Б. Пристли.
Хотя страна, в которой происходит действие романа, не названа по имени и в известном смысле представляет Латинскую Америку целиком, по сумме географических и исторических указаний, а также с учетом биографии автора ясно, что основной ее прообраз — Венесуэла. Действие начинается предположительно в Нью-Йорке (подлинная середина ХХ века), продолжается в латиноамериканской столице (более архаичный ХХ век), в провинциальном латиноамериканском городе (живущем как в ХIХ веке), в местности в глубине континента, где до сих пор преобладают приметы «конкистадорской» эпохи, и наконец, соприкасается с палеолитом и, возможно, еще более древней эпохой. Поднимаясь вспять по реке, герой и его спутники погружаются вглубь времени, не только исторического, но и мифологического и библейского, достигая Золотого Века или Эдема.
Обостренное чувство времени, художественное использование временных структур характерно для Карпентьера: основное действие его повести «Погоня» длится 46 минут, пока оркестр играет «Героическую симфонию» Бетховена, а в раннем и лучшем рассказе «Возвращение к истокам» вся жизнь человека последовательно и медленно «проматывается» строго в обратном порядке.
Пожалуй, в «Потерянных следах» слабее, чем во многих других вещах Карпентьера, представлен его преимущественный интерес к эпохе ХVIII и самого начала ХIХ веков — как это было или будет в романе «Век Просвещения» и повестях «Царство Земное» и «Концерт барокко».
Но еще одна сквозная карпентьеровская тема — музыка — царит и в этом романе: его безымянный герой-рассказчик — композитор, а повод для его латиноамериканской экспедиции — поиск примитивных музыкальных инструментов. В произведении упоминается множество композиторов, а сочинения Куперена, Доницетти, Стравинского и особенно Бетховена обсуждаются подробно и в ключевых местах романа. Так, Девятая симфония Бетховена в воспоминаниях героя, вернувшегося со второй мировой войны: он слышал «Оду к радости» из нее в концлагере, в исполнении пленных нацистов — палачей и их приспешников.
Вершина «композиторской игры» Карпентьера — «Концерт барокко», где обмениваются репликами и принимают участие в своего рода джаз-сейшне Гендель, Вивальди и Скарлатти, чтобы под утро увидеть могилу Стравинского и обменяться мнениями о его музыке и сюжетике.
Не меньшую роль в перспективе этого подлинно интеллектуального романа играют и литературные аллюзии. Само его название, буквально «Потерянные шаги», повторяет заглавие сборника юношеских эссе лидера сюрреалистов Андре Бретона (важно отметить, что Карпентьер в юности жил в Париже и был близок с сюрреалистами), подробно цитируется ключевой роман испанской традиции о Дон Кихоте (с его странствием невольно соотносятся скитания героя), Шатобриан, Рембо, Малларме и многие другие, некоторые параллели обнажены, другие спрятаны. Странствие героя и его спутников, коллизии, характеры соотносятся с множеством литературных, исторических и мифологических параллелей: первооткрыватели и завоеватели, конкистадоры, «аделантадо»; плутовской роман и похождения его героя; поиск Эльдорадо; «Затерянный мир» (и то и другое предполагалось где-то в Венесуэле); «Утопия»; герой соотносит себя то с Сизифом, то с Прометеем, то с Одиссеем или даже Орфеем; случайных собеседников (их три, и один из них негр) — с библейскими волхвами, и многое другое.
В отличие от более радикального магического реализма своего приблизительного ровесника, соратника по литературному труду и отчасти соперника, великого гватемальского писателя Мигеля Анхеля Астуриаса, тоже жившего в Париже и тоже чему-то учившегося у сюрреалистов (чтобы потом, параллельно Карпентьеру, отвергнуть их во многом искусственную метафоричность в пользу подлинных чудес латиноамериканской жизни), Карпентьер практикует другой подход: чудесна сама реальность родного континента, здесь быть реалистом и означает вплетать чудеса в ткань рассказа.
Изредка Карпентьер упоминает нечто почти или совсем за гранью реального, например, появляются странные недолюди в яме у индейцев, но обычно показывает просто редкие совпадения, или сгущения реального (грозы или нашествие бабочек), девственную, немыслимо густую, иногда прекрасную, иногда отвратительную или страшную природу и людей, разыгрывающих мифологические, легендарные, религиозные роли.
Герой, европеец по отцу (как и сам автор, передавший протагонисту многое из своего жизненного и интеллектуального опыта — но не возраст и принадлежность к поколению, не характер, не историю своих отношений с женщинами), многое из этого просто наблюдает со стороны. Адекватно оценивая окружающих — в этом ему можно доверять (но некоторые из комментаторов романа сомневаются и в этом) — сам он несколько нерешителен, слаб, эгоистичен, трусоват, впрочем именно отчасти: ввязывается в драку за любимую женщину, но тут же и побежден; плывет со всеми через бурные пороги, но в страхе замирает на дне лодки; как будто решается остаться в неосвоенной глуби континента — но сбегает оттуда при первой возможности.
Его жена и первая возлюбленная, подруга по ранней части путешествия — не героини его романа, но он встречает прекрасную и твердую Росарио, воплощение латиноамериканской женственности — чтобы оказаться в итоге недостойным ее и потерять (некоторые критики называют его «антигероем»).
В романе много загадок и литературных провокаций — обманное начало, или сбой в целом точно выдержанного календаря, ослабленное действие и сгущенная описательность, неизменное раздумье о судьбах континента и его особенно близкой Карпентьеру части (родная Куба, Гаити, Венесуэла), о соотношении далекой, родной, оскандалившейся Европы и молодой, полной противоречий земли, где одни следы потеряны, а другие найдены.
